Постоянные переживания за Дейстроу практически состарили Силенса на глазах. Глядя на него, можно было сказать, что ему около тридцати, молодость словно ушла из его тела, прибавив морщин на лице. Заботы сломили его, я понимала весь легкий комизм ситуации. Смотреть на короля и не задумываться вместе с тем, что же с человеком делает долг перед троном, было просто невозможно. Когда-то присягнувшая династии Предназначенных, я почти ничего не делала, чтобы подтвердить свою клятву. Наверное, ничего хуже сделать в своей жизни я просто не могла, ведь я предавала не только убеждения, какие считала правильным, но и то, что от меня ожидал мой король, мой народ и мое государство.
Я едва узнавала в этом мужчине того молодого парня, который стоял на помосте и смотрел на меня сверху вниз. Тогда я была захвачена его юной красотой и привлекательностью, легкостью в движениях и озорной улыбкой. Теперь это был взрослый человек, обремененный заботами о своем королевстве. Время было безжалостно к нему, и пусть минуло каких-то полгода, Силенс постарел на десяток лет. Пугающая скорость яда магии, который его сжигал, приводила меня в замешательство. Но вместе с этим, мотивы мужа были близки и просты. И все же без сожаления я не могла смотреть на морщины Ленса. На его губы, вытянутые в одну тонкую линию, на потускневшие, едва не потерявшие цвет серебряные глаза. Изменения действительно расстраивали меня, но кроме как качать головой и недовольно вздыхать, я больше ничего не могла сделать. Угроза Красной страны, как топор над шеей приговоренного, нависла над Дейстроу и не позволяла расслабиться ни на минуту.
Наши отношения с Хеллом стали резко подчеркнуто-официальными, как будто никогда не было между нами дружбы и близости, улыбок и откровенных разговоров. Он пренебрежительно относился ко мне, как к Эверин, но всегда был готов помочь, как королеве. Эта двойственность раздражала меня, почти злила, но я молчала, упорно наблюдая за его несносным поведением. Такое явное отношение и игнорирование меня, как друга, в конце концов, лишали сил и надежды на то, что когда-нибудь он сумеет простить мой обман. Хоть порою хотелось сказать, что я ни в чем не виновата, я придерживала язык, чтобы не потерять его окончательно. А страх этот уживался вместе с надеждой. Я не знала, что из них сильнее, но все-таки полагалась на сознательность своего советника. Вера, конечно, слабла с каждым днем, и я с тоской глядела на то, как он хмуриться, разбирая бумаги и растасовывая их по стопкам. И он ни разу не перевел взгляд на меня и вообще всячески пытался делать вид, что меня совершенно не существует. Это ранило меня, безумно ранило, но я терпела и продолжала прожигать в его светлом затылке дырку. Конечно, ничего не удавалось, но попытка никогда не бывает бесполезной. Можно только вздыхать и вновь заниматься рутиной, потеряв друга, я осознала, до какой степени он был мне важен, но злость уже не помогала.
Перешептывания в армии уже превратились в громкие возмущения, солдаты требовали от короля либо приказов о наступлении на врага, либо разрешения отправиться домой. Военные томились в казармах, трактирах города, не находя себе места и скучая по семьям. Их терпение постепенно подходило к концу, и вместе с этим рос ропот недовольства потому, что жалование уменьшали, но не объясняли причин. Силенс же готовил план, который нельзя было предавать огласке, но вскоре ему понадобятся практически все гарнизоны Дейстроу. Даже состав капитанов ничего не знал о планах короля, это тоже создавало напряжение среди стражников. Казалось, только бывший гарнизон Коктона и моя личная стража не испытывала никаких потребностей, терпя и ожидания, и низкое жалование, и надоевшую компанию.
Вместе с этим казна наша таяла, деньги уходили на обеспечении огромной армии, которая сливовым сиропом разлилась по всему Дейсту и окружающих городках. Пара капель была и на границах, конечно, но основные силы были сосредоточены возле столицы. По решению короля, было изготовлено новое оружие для большинства солдат, что тоже изрядно ударило по монаршему кошельку. И все-таки Силенс был настроен решительно, он желал подготовить свою армию так, чтобы она дала отпор бесстрашным воинам Красной страны, у которых не находилось души. Страх, конечно, никуда не уходил, но теперь к нему начала примешиваться уверенность. Сейчас этого оказалось достаточно, ведь игры Монтэи в перемирие могли рассказать только о том, что она готовит нечто грандиозное. В смеси все события давали необычайный эффект, кое-кого они бы лишили сил, но только не моего короля, пусть частенько он доверял мне в некоторых вопросов. Я ощущала всю силу своей ответственности и старалась выполнить все его поручения так, чтобы он мог мною гордиться. И не только он. Я старалась для народа Дейстроу. Это были мои люди, и их страдания от нападений Красной страны были моими страданиями. Каждый убитый человек, каждая бездушно прерванная жизнь являлась моей жизнью. Уничтожить Монтэю и сердце ее рассадника зла и крови стало первостепенной задачей. Смыслом жизни. И я была готова на все, дабы достичь поставленной цели.
В планах все выглядело более радужно, чем нам предстояло вынести, но на военном совете, который состоялся спустя семь дней после окончания Войны Иных, многие согласно кивали в ответ на рассуждения короля. Я замечала обеспокоенность на лицах капитанов. Особенно нахмурился Коктон, которому уже приходилось биться с воинами Красной страны. Тогда только горстка его солдат сумела выжить на этой бойне, поэтому он как никто другой понимал, что нас ждет, если мы зайдем за границы врага. Остальные капитаны слышали только рассудительность слов Силенса, они не присутствовали на битве при Собачьем Клыке. Они не отдавали себе отчета в том, что поведут своих воинов буквально на казнь.